Одоевский верил в то, что Россия, изменившись в либерально-технократическом ключе, сумеет стать передовой державой, обогнать европейских конкурентов. Его видения счастливого будущего (эвхронии) перекликаются со старой концепцией «Москва – Третий Рим» сформулированной в восьмидесятых годах XVI века псковским монахом Филофеем, а потому органично вписываются в русскую культуру.
Князь писал: «XIX столетие принадлежит России», его мысль развивал критик Надеждин: «Мы бежим (с Европой) взапуски и, верно, перебежим скоро, если уже не перебежали…»
Веру революционеров и им сочувствующих в неизбежность обновления России поддерживала значительно мифологизированная история Петровских реформ. Образованные люди помнили, какой рывок совершила страна во времена Петра I: от поражения в войне со шведами к победе, от «пустынного берега» к великолепной столице, от патриархальной жизни к современности.
«Кто бы осмелился предположить в 1700 году, что блистательный и образованный двор появится на берегу Финского залива(…); что империя протяженностью в две тысячи лье, дотоле нам почти неведомая, станет культурной в течение пятидесяти лет; что ее влияние распространится на всю Европу(…)? Тот, кто предположил бы это, прослыл бы самым химерическим из людей.» Так писал Вольтер в середине XVIII века. Слова «химера» и «утопия» тогда были синонимами.
Положа руку на сердце, скажите: разве не мечтаем мы сегодня о том же самом? Не мечтаем о великой России, которая сумеет вырваться вперед и уже одним этим станет привлекательной в глазах иных, больших и малых, народов? И можно ли не поддерживать людей, которые заявляют, что знают, как это сделать, даже если эти люди обманывают нас, добиваясь кресла в Госдуме и связанных с ним благ?
В пользу революционеров XIX века (если сравнивать их с нынешними политическими болтунами) говорит хотя бы тот факт, что они были готовы сложить головы в борьбе за утопию. И шли на плаху с гордостью, с чувством выполненного долга.
Ради чего они убивали и умирали? Вновь обратимся к книгам.
Вот «петрашевец» Толль в романе «Труд и капитал» (1869) описывает мечту о мире, в котором все социальные проблемы решены за счет того, что каждый человек с помощью простых в обслуживании машин производит необходимые ему продукты. В таком мире не станет ни капиталистов, ни пролетариев, наступит новый «золотой век.»
Вот этапный роман Чернышевского «Что делать?», написанный в тюрьме и ставший катехизисом революционеров. Это – роман воспитания, психологический и политический одновременно. Чернышевский рассказывал своим читателям об «освобождении» (семейном, профессиональном, чувственном) юной разночинки Веры Павловны Розальской, осуществляемом под руководством «новых людей», которые персонифицированы в образах двух молодых врачей – Лопухова и Кирсанова. Грядущая утопия таким образом проявляется в трех ипостасях: «новые люди», которые живут уже сейчас, кооперативная швейная мастерская Веры и, конечно же, видение светлого будущего в «Четвертом сне Веры Павловны.» В этом сне Веру увлекает за собой прекрасная незнакомка. Под ее руководством Вера посещает дворец будущего, построенный из стекла и алюминия. Там живут две тысячи человек. Подобно гигантской теплице, он возвышается среди полей. Распевая песни, жители утопии собирают урожай с помощью «умных машин.» Обед, обильный, изысканный и бесплатный, накрывается в просторной столовой. Развлечения обитателей дворца проходят под знаком разнообразия в удовольствиях: балы в одеждах афинян, концерты, театр, библиотеки, музеи, комнаты любви…
Другое по теме
Куда дальше, или Советские евреи и мировая политика
Я думаю, что настоящие люди — это те, кто с годами не
утрачивает веры в разумность мира, ибо эта вера поддерживает истинную страсть в
борьбе с безумием жестокости и глупости.
Ф. Искандер ...