Hist USSR

НАЧАЛЬНЫЕ ШКОЛЫ. Во всесословном составе столичных школ уже мелькает мысль о всенародном образовании. Эта мысль бродила в тогдашних умах, захваченных реформой; только трудно сказать, была ли она плодом преобразовательной горячки или практически обдуманным, осуществимым планом. Посошков признавал возможным ввести обязательное обучение всех крестьянских детей даже в определенный срок, в 3 – 4 года: дьячки должны были обучать их грамоте, читать и писать. Мысль о начальной народной школе занимала и самого Петра. Московская математическая школа имела стать рассадником начального образования в России. В 1714 г., когда вышел указ об обязательном обучении дворянства, велено было из этой школы послать учеников во все губернии «для науки молодых ребяток изо всяких чинов людей» в арифметических, или, как они еще назывались, цифирных, школах, которые повелено было завести при архиерейских домах и в знатных монастырях; учителям давать жалованья по гривне на день, 300 рублей в год на наши деньги. Дело ладилось плохо: детей в новые школы не высылали; их набирали насильно, держали в тюрьмах и за караулом; в 6 лет мало где устроились эти школы; посадские люди отпросили у Сената своих детей от цифирной науки, чтобы не отвлекать их от отцовских дел; из 47 посланных в губернии учителей восемнадцать не нашли учеников и воротились назад; в рязанскую школу, открытую только в 1722 г., набрали 96 учеников, но из них 59 бежало. Вятский воевода Чаадаев, желавший открыть в своей провинции цифирную школу, встретил противодействие со стороны епархиальных властей и духовенства. Чтобы набрать учеников, он разослал по уезду солдат воеводской канцелярии, которые хватали всех годных для школы и доставляли в Вятку. Дело, однако, не удалось. В цифирных школах обучали грамоте, письму, арифметике и части геометрии: этим ограничивалась тогдашняя программа начальной школы. К концу царствования Петра таких училищ считалось до полусотни: они заведены были во многих провинциальных городах, но не во всех губернских. Петру не удалось сделать их всенародными: в них обучались преимущественно, если не исключительно, «дьячьи и подьяческие дети», значит, юношество, предназначенное для приказной службы. Вообще народное образование вводилось урывками, случайными усилиями отдельных ревнителей, подобных вятскому воеводе. Известный прибыльщик Курбатов, попав вице-губернатором в Архангельск, набрал человек с сорок солдатских детей-сирот и завел школу, многих из них обучил грамоте и хотел даже учить цифири и навигации. Та же случайность господствовала и в домашнем обучении: не раз упомянутый мною князь Куракин в 1705 г. посадил своих детей учиться грамоте немецкого языка, подыскав «мастера» за 100 рублей. Обучение одному немецкому языку стоило около 800 рублей на наши деньги. В этом деле пригодились и пленные шведские офицеры: их брали большие господа для обучения своих детей, и они преподавали даже с большим успехом, чем учителя правительственных школ. Образовательными средствами побирались, как милостыней, и брали все, что бог посылал.

КНИГИ. АССАМБЛЕИ. УЧЕБНИК ПРИЛИЧИЙ. Новый покрой платья, парики, бритые бороды, как и коллегиальные учреждения, средние и начальные школы, входили составными частями в один общий и широкий план – образить, облицевать русских людей внутри и снаружи по подобию просвещенных народов, дать их наружности, управлению, мышлению и самому общежитию склад, не отчуждающий, а сближающий с европейским миром, с которым историческая судьба связала русский народ. С этой стороны подробности, кажущиеся маловажными, получают свое значение. Заставляя дворянство обучаться техническим наукам, Петр хотел сделать его и проводником европейских светских обычаев и приличий в русское общество. С 1708 г. по его указу книги недуховного содержания стали печатать новым, «гражданским» шрифтом, сближенным по начертанию букв с латинским, как старый славянорусский церковный шрифт имел сходство с греческим. Первой напечатанной новым шрифтом книгой, понятно, вышла Геометриа, славенски землемерие, она печаталась с рукописи, испещренной собственноручными поправками Петра, находившего досуг для цензурных и корректурных занятий. Но стоит заметить, что второй книгой были Приклады, како пишутся комплементы разные , перевод немецкого письмовника с образцами писем на разные случаи и к разным лицам. На одной печатной азбуке, в которой буквы нового начертания также поправлены самим Петром, он пометил: «Сими литерами печатать исторические и мануфактурные книги». Так и типографский шрифт, подобно покрою платья, становился показателем известного порядка идей и знаний, символом миросозерцания. При Петре напечатано было немало переводных книг разнообразного содержания, в том числе по истории и технологии, а года через три по смерти его на книжном рынке в Москве запасались и польскими книгами. Типография давала образцы вежливой и приличной корреспонденции; полиция издавала обязательные постановления о пристойном общежитии. Петербургский обер-полицеймейстер Девиер в 1718 г. публиковал распоряжение об ассамблеях , вольных собраниях, открывавшихся по вечерам в знатных домах по установленному порядку для дворян, людей высших чинов до обер-офицеров, знатных купцов и главных мастеров. Ассамблея – и биржа, и клуб, и приятельский журфикс, и танцевальный вечер. Здесь толковали о делах, о новостях, играли, пили, плясали. Никаких церемоний: ни встреч, ни проводов, ни потчеваний; всякий приходил, пил, ел, что поставил на стол хозяин, и уходил по усмотрению. За нарушение правил штраф – осушить орла , большой кубок крепкого вина с изображением государственного герба, чтобы стать предметом общего веселого смеха. В 1717 г. издана была по распоряжению или с разрешения Петра переводная книжка Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению. Идея книги самая заманчивая – преподать правила, как держать себя в обществе, чтобы иметь успех при дворе и в свете. Первое общее правило – не быть подобным деревенскому мужику, который на солнце валяется; не славная фамилия и не высокий род приводят к шляхетству, но благочестные поступки и добродетели, украшающие шляхтича, коих три: приветливость, смирение и учтивость. Усовершенствованный младый шляхтич, желающий прямым придворным стать, должен быть обучен наипаче языкам, конной езде, танцеванию, шпажной битве, красноглаголив и в книгах начитан, уметь добрый разговор вести, намерения своего никому не объявлять, дабы не упредил его другой, должен быть отважен, неробок: кто при дворе стыдлив бывает, тот с порожними руками от двора отходит. Таковы качества, приводящие к дворянской цели жизни – стать лощеным светским фатом и придворным пройдохой. Книжонка пришлась по вкусу: при Петре она выдержала три издания, издавалась не раз и после. Она давала наставления, которые для молодого русского шляхтича были полезными, хотя и трудно усвояемыми откровениями: повеся голову и потупя глаза на улице не ходить и на людей косо не заглядывать, глядеть весело и приятно с благообразным постоянством, при встрече со знакомым за три шага шляпу снять приятным образом, а не мимо прошедши оглядываться, в сапогах не танцевать, в обществе в круг не плевать, а на сторону, в комнате или в церкви в платок громко не сморкаться и не чихать, перстом носа не чистить, губ рукой не утирать, за столом на стол не опираться, руками по столу не колобродить, ногами не мотать, перстов не облизывать, костей не грызть, ножом зубов не чистить, головы не чесать, над пищей, как свинья, не чавкать, не проглотя куска не говорить, ибо так делают крестьяне. В заключение перечислены 20 добродетелей, долженствующих украшать благородных девиц. Особенно любезны были «младым отрокам» советы не говорить между собою по-русски, чтобы не поняла прислуга и их можно было отличить от незнающих болванов, со слугами не сообщаться, обращаться с ними недоверчиво и презрительно, всячески их смирять и унижать. Немецко-дворянское Зерцало било в самый коренной нерв настроения русского шляхетства. Петр не смотрел на сословные предрассудки и притязания, работал на пользу всего народа. После него ход дел поставил высшему русскому обществу задачу, как бы все плоды работы преобразователя повернуть в пользу одного господствующего сословия, возможно резче обособив его от других классов, незнающих болванов, наипаче от крестьян и холопов. Ничтожная немецкая книжонка недаром стала воспитательницей общественного чувства русского дворянина.