Hist USSR

МОНАСТЫРСКИЕ ВОТЧИНЫ И ГОСУДАРСТВО. Не так очевидно, но не менее сильно затрагивало монастырское землевладение интересы государства и служилого класса, сходные по отношению к этому землевладению. Обилие денег давало монастырям возможность, возвышая покупные цены, перебивать продажные земли у других покупщиков, особенно у слабосильных служилых людей, и доставило монастырям господство на земельном рынке: дети боярские жаловались правительству, что «мимо монастырей вотчин никому ни у кого купить не мочно». Мы уже видели, какие земельные операции совершали монастыри посредством вкладов со сдачей и мены с придачей. При неумеренной заботливости об устроении души земельные вклады часто соединялись с ущербом для законных наследников, родичей и даже собственной семьи и вкладчика и получали одиозный характер. Иные отказывали в монастыри свои вотчины по душе, чтобы эти вотчины «ближнему их роду не достались», а чтобы родичи не могли воспользоваться своим правом выкупа, завещатели или вкладчики назначали такие высокие выкупные цены вкладным вотчинам, что выкуп их становился невозможным. Иной отказывал в монастырь все свое имение, оставляя жену без всякого обеспечения, и только просил братию «жену его наделити, как им, государям, бог известит». Особенно тяжело читается вкладная (1580 г.) одной вдовы: свою вотчину, отца своего благословение, она отказывала в монастырь по душе отца и по своей; у нее было два сына, один 4 лет, другой полугоду, и она просит архимандрита с братией «пожаловать, тех моих детишек по дворам не пустить». Такими разнообразными путями служилые вотчины, бывшие подспорьем поместий, уходили из служилых рук в монастыри, вынуждая правительство для поддержания военно-служебной годности своих слуг возмещать их вотчинное оскудение усиленными поместными и денежными окладами. Чтобы остановить или хотя бы только упорядочить этот уход земли из служилой среды в неслужилую, в XVI в. стали запрещать монастырям без доклада государю покупать, брать в заклад и по душе вотчины у служилых людей. Монастырское землевладение создавало государству и служилому классу еще другое затруднение. Мы уже видели, как боялись за свои земли казенные крестьяне, по соседству с которыми возникал монастырь. Это опасение разделяли и соседние землевладельцы, и оно нередко оправдывалось для тех и других: земли их так или иначе отходили к монастырю. Испрашивая себе широкие привилегии по податям и повинностям, монастыри могли заселять свои пустоши на льготных условиях, перезывая крестьян с соседних казенных и владельческих земель, отнимая тяглых и оброчных плательщиков у крестьянских обществ и у служилых землевладельцев. Уже к половине XVI в. монастырское землевладение достигло обременительных для государства размеров. Один из англичан, бывших в Москве в это время, писал, что в Московии строится множество обителей, получающих большие доходы со своих земель, ибо монахи владеют третьей частью всей земельной собственности в государстве (tertiam fundorum partem totius imperii tenent monachi). Это – пропорция, схваченная на глаз, а не добытая точным исчислением; но неполные поземельные описи, сохранившиеся от того века, показывают, что она вообще не особенно далека от действительности, а по местам близко к ней подходила. Некоторые монастыри выделялись из ряда других своим земельным богатством. За Кирилловым Белозерским монастырем в 1582 г. числилось до 20 тысяч десятин пашни, не считая пустырей и леса. Английский посол Флетчер, приехавший в Москву в 1588 г., пишет, что русские монастыри сумели занять лучшие и приятнейшие места в государстве, что некоторые из них получают поземельного дохода от 1 тысячи до 2 тысяч рублей (не менее 40 – 80 тысяч на наши деньги). Но первым богачом из всех церковных землевладельцев Флетчер признает Троицкий Сергиев монастырь, который будто бы получал поземельных и других доходов до 100 тысяч рублей ежегодно (до 4 миллионов рублей). Такая масса земельного богатства ускользала от непосредственного распоряжения государственной власти в то время, когда усиленное развитие поместного владения все больнее давало ей чувствовать недостаток земли, удобной для хозяйственного обеспечения вооруженных сил страны.